Екатерина Омецинская, «В любимом городе». №19-20, 8-21 октября 2013 г.
Спектакль Екатерины Максимовой «Том Сойер» в ТЮЗе им. А.А. Брянцева –смелая, но неровная попытка слияния театра и виртуального мира, более близкого современным детям, многие из которых знакомы с произведением Марка Твена лишь по трём избранным главам в учебнике литературного чтения третьего класса. Тома Сойера на тюзовских подмостках не видели почти 90 лет. На бережно сохранённых в архиве театра фотографиях того, давнего спектакля 1924 года видно, что мальчиков сплошь играли «тётеньки», но роль Тома исполняли лучшие травести своего времени Александра Охитина и Татьяна Волкова. Сценарист и критик Борис Бродянский в статье «Театр для детей – театр правды, подвига и воображения» писал в 1940 году о постановке Бориса Зона: «Том Сойер» открывает работу над реалистическим портретом ребёнка». Времена тогда были такими: театр ещё являлся привлекательным откровением для масс (единственной альтернативой ему было разве что кино), реализм и жизнеподобие правили миром искусства, будучи одновременно его целью и задачей, а актёров оценивали по тому, «как он похож, это же надо!». Сегодня перед детским театром если и стоят какие-то задачи помимо «кассовых», то они касаются не реализма, а того, «как бы заманить юного зрителя в зал». А зритель этот нынче пресыщен и кино, и телевизионной лабудой, и компьютерными играми. Вот на последнем интересе современных детишек режиссёр Максимова и решила сыграть, собрав команду постановщиков, сработавших в одном ключе. Художник Сергей Лавор, режиссёр видеопроекции Тимофей Мокиенко, художник по свету Игорь Фомин воплотили в театре идею… компьютерной игры «в Тома Сойера» (даже кнопка «Старт» в спектакле есть, как и песочные часы – символ ожидания в сети). Первый её этап называется «Покрась забор!», и по текстовым фрагментам он дословно совпадает с первой главой сочинения Марка Твена. А красить Ивану Стрюку, прямо из зала «взятому на роль» Тома, предлагается забор виртуальный, возникающий посредством проекции на белом сценическом заднике. Фигуры персонажей отбрасывают на «поле игры» чёткие тени – безликие контуры, которые словно говорят: «В игре может оказаться любой, место игрока свободно…» А на сцене: изъятие у Тома мобильного телефона тётей Полли (Анна Лебедь), явление с ведром в руках Сида (Кузьма Стомаченко вполне раскрывает суть выведенной Томом аксиомы «Сид – гад»), мелькание на заборе в ходе «сенсорной» покраски фрагментов «Джоконды», васнецовских «Трёх богатырей», репинских « бурлаков», вермееровской «Девушки с жемчужной серёжкой» и рочая, недоверие тётушки, обернувшееся изумлением, опять ведро, на этот раз оказавшееся у Сида на голове… В первом действии режиссёрским придумкам нет конца: Том и Гек (Никита Остриков) обмениваются ритуальными жестами, сходными с жестами современных подростков, звучит рэп про дохлую кошку, вдова Дуглас (Елизавета Прилепская) и тётя Полли за чаем ненароком «придумывают» один из самых известных ку-клукс-клановских способов линчевания («В дёготь его и в перья!»)… Своей жизнью живёт и проекция на заднике: то «в глубине улицы» дилижанс проедет, то занавесочка на окне начнёт виться от ветерка, то опоённый Томом кот начинает носиться, как угорелый, нарушая порядок вещей, то виртуальные двери со скрипом откроются-закроются, то потекут на экране мутные воды Миссисипи… Даже тюзовская сцена активна – «вспоминает» все свои приспособления, задействуя люки, круг, верхние и нижние подъёмные механизмы. Но в отличие от первого действия, в котором сильно затянутой была разве что сцена объяснения Тома и Бекки (Александра Ладыгина), во втором заданный в начале темп теряется, а некоторые сцены (отчасти в силу ужасающей работы микрофонов) находятся в сюжетных «непонятках» с прочими. Ещё складывается впечатление, что художникам несколько раз отказала фантазия: в не самых коротких сценах серьёзных диалогов Тома и Гека герои выхвачены из темноты лишь лучами софитов. Не хотят ли создатели спектакля сказать, что «серьёз» всегда остается вне игры? Даже если ответ – «да», то для детей это слишком «заоблачно». Или постановщики сами всерьёз думают, что только так можно «собрать» на героях внимание аудитории? Так или не так, но в отсутствие первоначально заданной жизни на заднике действие сразу делается «холостым». К явным удачам второго действия (тут и композитору спасибо!) относится сцена в церкви с песнопением прихожан – сродни спиричуэлсу, с притопами и прихлопами. Завораживают огромная проекция лица индейца Джо (браво, Ивушин!), меняющего выражение во время суда, и бегство индейца в виртуальное окно, из которого от удара «вылетают» рама и стёкла. Выше всяких похвал (зал замирает в эти минуты) пролёты всякой живности и проекция «дома с привидениями», меняющаяся на экране-заднике в лучших традициях западных ужастиков. А вот кисейных сталактитов-сталагмитов зал, видимо, не приемлет (хотя решение классное), и школяры друг друга долго переспрашивают: «Что это было?». Тем не менее, юный зритель всегда легко прощает театру отдельные минуты скуки ли «непоняток», если общее впечатление остаётся позитивным. А позитив постановка «Том Сойер» обеспечивает, хотя сам театр настаивает: «книга лучше!» как бы узнать, прочитают всю целиком или нет…
