Алена Ратникова
Про молодое «поколение Z» не высказался только ленивый, хотя и он уже недовольно поворчал. Мнение о том, что сегодняшние двадцатилетние испорчены интернетом, поверхностны и инфантильны, укоренилось и звучит бесспорным диагнозом. Как следствие, любая попытка актуализации классических героев и сюжетов, предпринятая ими, воспринимается скептически, как публикой, так и критикой. И этот скепсис основан не столько на нежелании, либо невозможности понять особенности восприятия классики новым поколением, сколько на уверенности в их неспособности к серьезности, вдумчивости и глубине чувств. Не обошла эта участь и премьерный спектакль ТЮЗа им. Брянцева — постановку Биркана Гёргюна «Страдания юного Вертера» с Фёдором Федотовым и Анной Слынько в ролях современных Вертера и Лотты, негромкая премьера которой состоялась в июне. Участь вдвойне несправедливая, поскольку, помимо актуализации классического сюжета, создатели поставили перед собой задачу раскрыть внутренний мир сегодняшнего Вертера, разобраться в его жизненной мотивации — и справились с ней блестяще. Поэтому прежде, чем считать страдания «поколения Z» (а Вертер-Федотов, безусловно, яркий его представитель) поверхностными и инфантильными, не лишним было бы разобраться и понять их причины. Ведь мы же старше, мы же глубже, мы же вдумчивее, правда? Точка отсчета и краеугольный камень спектакля – роман. За более чем двести лет существования произведение Гёте перестало быть просто романом в письмах и обросло множеством коннотаций. И Гёргюн, решая поставленные перед собой задачи, не ограничивается сюжетной линией, а подталкивает зрителя к размышлению о жизни романа и персонажа вне текста Гёте. Делает он это очень деликатно, намёками, робкими и почти наивными режиссерскими приемами, но, тем не менее, настойчиво. Первое, о чём необходимо сказать в этой связи, это музыкальное оформление спектакля. Вертер не случайно слушает музыку «The Doors». После смерти солиста группы — Джима Моррисона — прошла волна самоубийств среди фанатов, так же, как и после смерти Курта Кобейна, и других членов печально известного «Клуба 27». И ещё раньше – после смерти Мерлин Монро, например. Раньше, в России — Сергея Есенина, в стихотворении на его смерь Маяковский пишет: «…Подражатели обрадовались: бис! Над собою чуть не взвод расправу учинил…». Впечатлительные молодые люди сводили счеты с жизнью вслед за своими кумирами в разные времена и в разных странах. Но первый случай всплеска подражательных самоубийств случился в Европе после выхода романа Гёте. В то время это явление не было как-либо классифицировано (правда, из-за этого роман был запрещен в ряде стран), а в середине ХХ века ему дали название – «эффект Вертера». И режиссёр не обходит стороной эту жизнь персонажа вне романа, музыкой он наталкивает зрителя на мысль о возможности подражательности смерти. Конечно, наивно полагать, что современный молодой человек впечатлится романом Гёте настолько, что решится на самоубийство. Но здесь возникает второе обстоятельство жизни романа: «Страдания юного Вертера» — шедевр сентиментализма, часть золотого фонда мировой литературы. И современный Вертер в исполнении Федотова с этим фондом хорошо знаком. Он цитирует монолог Гамлета, притворяется Доном Кихотом, с его потолка свисают книги, которые он, без сомнения, прочёл, если не с подачи интеллигентных родителей, то в рамках школьного курса (где, кстати говоря, жизнеутверждающими и безусловно позитивными можно назвать только рассказы Бианки). Умный мальчик Вертер принял в свою душу все большие чувства и сильнейшие переживания, описанные лучшими мастерами слова за всю историю мировой литературы! Ему обещано, что в жизни есть Верная Дружба, Непереносимые Страдания, Великая Любовь. И он их ищет, а когда не находит – придумывает. Именно так, любовь к Лотте здесь фантом, выдуманная копия большой Любви, которую главный герой хочет пережить. Лотты, как таковой, в спектакле нет – она вынесена за скобки, убрана за штору и витает там призрачным фоном. Не случайно в спектакле нет и разумного, сдержанного Альберта. Он проявляется только в виде игрушки, обязательного препятствия, потому что у настоящей Любви должно быть препятствие – Вертер точно это знает. При этом он сам понимает надуманность, искусственность своей любви, но он «ищет цветы зимой, зная, что их быть не может». Вертер убивает себя, потому как должен довести эту игру до конца. Он же знает, что большая несчастная Любовь должна закончиться самоубийством, иначе какая же она большая Любовь? Это больше, чем подражательный «эффект Вертера». Здесь самоубийство является необходимым доказательством величины чувства, без него придется признать, что Любви нет и цветов зимой не найти. Игра Федотова в сцене самоубийства подчеркивает эту мысль – он долго и растерянно решает, куда же ему нужно выстрелить? В висок, в рот, в подбородок? Как будто есть правильный способ выстрелить в голову, но он не успел его уточнить. Постановка Гёргюна больше, чем осовременивание классики. Она раскрывает глубину и сложность внутреннего мира внешне инфантильного поколения, тяжесть бремени становления личности в реальности постмодернизма с идеалами прошлого. И, кроме того, она доказывает, что юный тоже Вертер может быть серьезен, вдумчив и глубок.
