Musecube, 03.05.2015
«За всех вас, как чашу вина в застольной здравице, подъемлю стихами наполненный череп» («Флейта-позвоночник» В. Маяковский) Стихов, костей и черепов, а также якорей, раковин и песка имелось в этот вечер в избытке на сцене ТЮЗа. Так видел место действия – морской берег — художник Николай Слободяник, создававший декорации для «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина. Череп, размером с человеческий рост, в пустые глазницы которого без труда можно проникнуть, гигантская рука скелета рядом с арфой, ребра и грудная клетка, между костей которой помещаются два-три человека. Всюду намеки на смерть в ее последней инстанции. Каким бы великим ни был человек, ничего от него не остается, кроме груды костей, по которой с легкостью карабкаются еще пока живые люди, более удачливые или более хитрые. Символизм прослеживается не только в декорациях, но и в костюмах персонажей, в их действиях, жестах, мимике. Данная постановка – это тот случай, когда режиссеру – Руслану Кудашову – удалось устроить на сцене фантасмагорию, соединив несколько эпох просто и гармонично, показав, что трагедии людей одинаковы во все времена: души неизменны, меняются только декорации. Тишина в зале. На сцене девушка в белом платье, которая загребает горстями песок, поднимает руки вверх: песок сыпется сквозь маленькие пальцы. Так утекает время, а вместе с ним и жизнь, сплетаясь с бесконечностью. На сцену выходит погребальная процессия: люди в черных одеждах несут гигантский гроб. Дойдя до девушки, они ставят его на песок. Из гроба, подобно чертику из табакерки, выскакивает, пошатываясь, огненно-рыжий мужчины с бакенбардами. Первая мысль, что это сам Автор. «Черт» из гроба действительно оказывается знаменитым поэтом: давно почивший А. С. Пушкин (Владимир Чернышов) возрождается из мертвых на то время, пока идет спектакль, перенося зрителя на несколько веков назад, чтобы можно было увидеть процесс написания пьес on-line. Девушка в белом, Матильда (Александра Ладыгина), вызывающая ассоциации с Музой, бросает в страхе перья для письма в поэта, убегая от него. И вдруг на поэта нисходит вдохновение: он хватает перо, лихорадочно приступая к работе. Так появляются «Маленькие трагедии». Начинается первое действие: «Скупой рыцарь». Старинные костюмы. Современная музыка. Поэзия ушедшей эпохи. Актеры на сцене – часть антуража, гармонично вписывающиеся в декорации; маленькие пазлы, которые постепенно складываются в единую картину перед глазами зрителей. На сцене появляется жид – Соломон (Борис Ивушин) в сопровождении охраны: костюмы эпохи джаза – черные жилеты, котелки, туфли. Перед зрителем бедный рыцарь, лишенный наследства, и жид, который регулярно ссужает ему деньги. Начинается пьеса натянуто: молодой актер, исполняющий Альбера (Андрей Слепухин), словно только нащупывает, каким должен быть персонаж, пока не сумев прочувствовать его в полной мере и прожить на сцене. Барон Филипп разряжает обстановку: Николай Иванов показывает не дряхлого старика, трясущегося над богатством, а молодого еще душой и сияющего улыбкой мужчину, который с плотским наслаждением прикасается к сундуку, выполненному в форме шара или морской мины. Здесь нет однозначного добра или зла, все относительно. Благо общее и благо конкретное не сходятся вместе, а потому каждый человек тянет одеяло на себя. Собственный комфорт выходит на первый план, злодеяния творятся во благо личное. Золото, которое пересыпает из мешочков в сундуки барон, как символ крови и страданий, боли, из которых и добывается богатство, «служа страстям и нуждам человека». Золотые монеты странствуют по миру из кармана в карман, уничтожая души тех, к кому они попадают. Кто злодей в этом спектакле? Барон ли, который копит деньги и наслаждается ими? Или Альбер, который тратит все, что удается раздобыть? Кто более скуп, который из рыцарей – старый или молодой? Шахматы. Белое и черное. Еще одно гармоничное дополнение к декорациям и костюмам актеров. На сцене разворачивается дуэль между сыном и отцом. Между поколением старым и поколением современным. Барон отдает богу душу. Ключи от самого ценного, что было в его жизни – монет – оказываются в руках юного транжиры-рыцаря, который спешит на турнир, ничуть не сожалея о смерти отца. «Ужасный век, ужасные сердца» — фраза, актуальная на все времена. И вновь на сцене игра света и цвета, словно на вечеринке (художник по свету Гидал Шугаев), современная музыка (музыкальное оформление – Владимир Бычковский), современная хореография Ирины Ляховской. Вторая пьеса: «Моцарт и Сальери». На сцене – худенький рыжий юноша в образе хипстера XXI века: футболка с принтом с изображением Пушкина, узкие джинсы, красные кеды. Руки и ноги подергиваются, словно на пружинках. Рядом с ним – безумная муза, девушка с хаосом на голове и в сером платье прошлой эпохи: Моцарт и Изора, в исполнении Олега Сенченко и Анны Лебедь. Молодые люди лежат бок о бок на песке, раскидывая камешки вокруг себя. Валерий Дьяченко в роли Сальери: харизма актера, его безоговорочный талант и энергетика захватывают, заставляя внимать каждому слову. И старый, давно известный монолог словно слышишь впервые, сочувствуя человеку, который тратит всю свою жизнь на то, что для него так важно: на музыку. Но он не имеет возможности создать что-то стоящее по той причине, что природа обделила его талантом. Сальери прикасается к пианино. Но из-под пальцев его выходит лишь «собачий вальс». Неудавшийся композитор метается по сцене, снедаемый завистью, глубокой и мучительной, разъедающей его изнутри. Ненависть к юному баловню судьбы – к Моцарту, сводит с ума старика. На фоне терзаний одного – легкое и радостное бытие другого: Моцарт дурачится на пару с Пушкиным, не подозревая о надвигающейся беде. Композитору благоволят и Муза и поэт. Звучит произведение Моцарта: композитор и Изора танцуют, Пушкин паясничает. Сальери хватается за оружие, надевая на лицо маску. Он готов поставить на кон чужую жизнь, чтобы уничтожить того, кто превосходит его, убрать источник своих страданий. Больная Муза ползает по сцене, выискивая бутылочки с ядом под раковинами, и постепенно выпивая одну за другой. В итоге Муза умирает в душных и крепких объятиях Сальери, так и не даровав ему своего расположения. Несколько капель яда добавлено в раковину-бокал Моцарта, и дело сделано. «Ах, правда ли, Сальери, Что Бомарше кого-то отравил?» Звучит Requiem. Моцарт медленно покидает сцену, уходя из темноты к свету, в открытую дверь нового мира. «…гений и злодейство — Две вещи несовместные» — речитативом вторят друг другу люди, выходящие на сцену в черных мантиях с капюшонами, и замирают подобно статуям. Вторая маленькая трагедия закончилась. Начинается третья – «Каменный гость». На сцене – юноша в алом (Радик Галиуллин) – Дон Гуан, и его слуга – Лепорелло (Игорь Шибанов). Юноша открывает чемоданчик, извлекая из него бутыль вина. Забирает у слуги бумажный пакет с клубникой и с аппетитом и поспешностью поглощает ягоды. «Дождемся ночи здесь. Ах, наконец Достигли мы ворот Мадрида! скоро Я полечу по улицам знакомым, Усы плащом закрыв, а брови шляпой. Как думаешь? узнать меня нельзя?» Появляется новый человек на сцене, спугнув Дон Гуана и Лепорелло, — монах (Кирил Таскин), трепетно сжимающий дамский платочек и ожидающий появления Донны Анны (Юлия Нижельская). Вдова, укутанная с ног до головы в черные траурные одежды (художник по костюмам Мария Лукка), неспешно и с достоинством выходит к монаху, воплощая собой целомудрие и неприступность, которой не свойственны земные утехи и пороки. Дама подходит к черепу и ныряет в его пустую глазницу, скрывшись от всех присутствующих людей и от мира в подобие склепа. Полным противопоставлением донне Анне оказывается певица и актриса Лаура (Лилиан Наврозашвили), любовница Дона Гуана, облаченная в яркое платье цвета крови. Ее сопровождают поклонники-мужчины, испанские мачо с голыми торсами и в черных брюках на подтяжках, пританцовывая вокруг Лауры и пощелкивая пальцами, постоянно воздавая ей хвалы. Испанские мачо просят спеть. Лаура взгромождается на череп, словно на белоснежный рояль, томно раскинувшись на нем, будто в ожидании любовника, и исполняет кавер на Бьорк. Чувственная и страстная Лаура выбирает между бывшим любовником Доном Гуаном и влюбленным Доном Карлосом (Виталий Кононов). На вопрос, любит ли она Гуана, Лаура отвечает капризным тоном: «Нет, не люблю. Мне двух любить нельзя. Теперь люблю тебя». Роковая встреча в доме Лауры двух мужчин заканчивается смертью для несчастного влюбленного Дона Карлоса, которого убивает в поединке Дон Гуан. Лаура и Гуан садятся на труп убитого, смеются, болтают, целуются на еще не остывшем теле, словно убийство в порядке вещей: ветренная кокетка и юный соблазнитель достойны друг друга и не ведают мук совести. Четвертая трагедия — «Пир во время чумы». Восхваление чуме сделано в техно-стиле. Танцоры подергиваются под музыку, словно действительно больны и мандражируют то ли от боли, то ли от страха. Луиза (Анна Дюкова) в костюме в стиле Марлен Дитрих 30-х – 40-х годов, напевает знаменитую «Кокаинетку» Вертинского: своего рода параллель с другим пиром во время чумы – декадентствующими молодыми людьми, ведущими свободный образ жизни и вдыхающими кокаин, который постепенно разлагает не только их тело, но и душу. Четыре мини-пьесы говорят об одном: трагедии происходят от пороков, от нереализованных желаний и затаенной злобы, от зависти или легкомысленности, от страстей и от жажды утолить все свои желания любыми путями. Цель не всегда оправдывает средства. Алена Шубина
