Глубокий, вдумчивый, природный артист Александр Иванов служит в ТЮЗе имени Брянцева уже 22 года. На сегодняшний день в репертуаре ученика Андрея Андреева 11 названий, среди которых — роль короля Леонта в «Зимней сказке» Уланбека Баялиева, Барона и Вальсингама в «Маленьких трагедиях» Руслана Кудашова, Павла в «Иудушке из Головлева» Георгия Васильева, Гудвина в «Волшебнике Изумрудного города» Евгения Зимина, мистера Отиса в «Кентервильском привидении» Виктора Крамера и др. Актер пробовал себя в качестве режиссера — на Малой сцене уже 8 лет идет его спектакль «Дорогая Елена Сергеевна», в котором занята прекрасная актерская команда. В этом сезоне артист занят сразу в 2 премьерных работах: спектакле «Мещане» Елизаветы Бондарь и «Сказке о царе Салтане» Антона Оконешникова. На каком этапе актерского пути к свободе находится артист, как существовать в строгой театральной форме, читайте в нашем интервью.
– Александр, ранее вы говорили о том, что одна большая роль приходит раз в пять лет. Время стало идти быстрее – в этом сезоне у вас две выдающиеся работы, хотя прошло только 2,5 года с момента выпуска знакового для вас спектакля – «Зимней сказки» Уланбека Баялиева, где вы играете короля Леонта. Как главные роли меняют актерское мироощущение?
– Когда больших ролей давно нет – это сильно чувствуется. Но маленькая роль – абсолютно такая же работа, даже больше – слов мало, понять что-то сложнее. В большой роли автор за тебя многое сделал, ну и режиссер, естественно. Когда у тебя большая роль, репетиции идут почти каждый день, и ты не теряешь форму. Когда роль небольшая – ты приходишь и все время попадаешь в новую атмосферу, под которую нужно подстраиваться – но это тоже увлекательно.
Страшно, особенно поначалу, тем более у меня никогда сразу все не получается, поэтому надо набраться терпения и трудиться. Но я люблю быть двигателем, это – мое, я в этом чувствую себя хорошо. Конечно, моя работа – не тащить что-то, а играть – а играть очень сложно, интересно и важно.
– Большая роль – большая ответственность, вам это приятно?
– Ответственность каждый выбирает для себя сам. Если говорить о «Мещанах» – у меня в гримерке висит фотография Евгения Алексеевича Лебедева – и это не зря. В Петербурге память об этом спектакле осталась до сих пор. Все, кто приступает к этой работе, не могут пропустить факт существования спектакля Товстоногова. Когда Додин пригласил Лебедева в Малый театр сыграть роль Фирса, Евгений Алексеевич сходил на кладбище и попросил у Товстоногова разрешение это сделать. Это так волнительно. А когда в Театре Сатиры ставили «Мещан», режиссер Владимир Туманов ментально попросил у Лебедева разрешение на работу. Если честно, я тоже это сделал, и мне помогло, очень сильно. У нас на репетициях довольно долго висела фотография Лебедева, и у меня появилась какая-то уверенность.
– Вы сразу были распределены на роль Бессеменова?
– Вы говорите про пять лет, я не зря это сказал, я имел в виду не то, что роли дают через пять лет, а для того, чтобы что-то по настоящему хорошее случилось, нужно время, оно просто так не происходит. Я, правда, не знаю, как это происходит, может у нормальных людей это происходит и чаще. Чудо, что спектакль «Мещане» произошел. То, как это было сложно репетировать и выпускать, говорит о том, что то, что произошло, было абсолютно подготовлено какими-то высшими силами, ни один режиссер не смог бы это сделать один. Лиза сначала думала о том, что история происходит в наше время, и было другое распределение. Потом что-то не состыковалось, артистов поменяли, меня назначили на другую роль. Тоже касается других артистов. Роль Тетерева играет Ваня Стрюк, это совершенно не его роль, в тексте раскрывается абсолютно другой персонаж, вообще невозможно, чтобы он так играл. Я не знаю, как это Лиза придумала, но для меня это чудо, и роль получилась прекрасная. Это чудо нельзя запрограммировать, сделать логичным, можно лишь постараться, подтолкнуть, приблизить… Артисты собрались сами, это произошло само по себе. Я могу это объяснить на примере «Елены Сергеевны», которую я поставил: я никогда бы в жизни не знал, как сделать распределение, что для этого спектакля нужно, просто мы взялись за работу и вселенная сама это сделала за нас.
– В этой работе исключительно важна форма: точность визуального, речевого рисунка. Чем дополняет, а чего лишает работа в строгой речевой форме? На каждом спектакле голос каждого персонажа получает свою обработку плюс присутствует эффект фонации.
– Огромный звуковой эффект, которого на первый взгляд не видно – талантливая, нежная и тонкая работа, кажется, что это само собой разумеется, но это огромный труд: у каждого героя есть своя звуковая интонация. В «Мещанах» форма решает все: большая часть работы велась именно над этим. Мне было очень сложно это делать, пришлось отказаться от всего, что я знал, я сильно этому сопротивлялся, потому что было страшно и непонятно – чем заменить привычный способ существования? Но когда я поверил, решил идти этой дорогой в неизведанное, я стал понимать, что форма — это способ отказаться от самого себя, своего мнения. Кроме формы и текста не существует ничего. Получается фантастический момент, ты, занимаясь только этим, отказавшись от себя самого, вдруг обретаешь какую-то свободу, не своеволие – я это делаю, потому что могу, а я это делаю, потому что я не смотрю на себя самого. Я занимаюсь этой формой, говорю текст, и вдруг получается, что я оказываюсь немножко в другом мире, не в мире выдуманном, а в мире реальном, здесь и сейчас, и я от него защищен определенной формой. Наверное, это связано с маской, люди в маске себя примерно так чувствуют.
Доверившись, чувствуешь, что получается очень хорошо – это одно из того, чему я научился, хотя не всегда, выпуская работы, ты чему-то научаешься. Работая над «Мещанами» я научился тому, что не все зависит от меня. В очередной раз. Что я не должен прямо сейчас на сцене уделять внимание тому, как и куда я произношу текст, я просто его говорю и этого достаточно. Я не обязан заботиться обо всем. Природа, театр сцена, встреча со зрителем и партнерами – делает это за тебя. Меня учили быть в предлагаемых обстоятельствах, а с Лизой я учусь быть просто здесь и сейчас. Зачастую, ты выдумываешь себе какие-то миры и находишься в какой-то картинке, а быть здесь и сейчас довольно непросто – приходится переучиваться. Когда получается, это очень интересно.
– Вы искали прототипы героев Горького в реальности, которые потом включили в полотно спектакля? В момент чтения вашего дневника раскрывается история чиновника, которого сместила новая власть.
– Это была наша самостоятельная работа, нужно было найти живой, точный, современный образ. Я взял интервью, но сходу попасть не удалось. Алиса Золоткова нашла настоящего человека, и это заметно, у нее есть свои ноты в тексте. А Василина Стрельникова сыграла образ своей «соседки». Всем остальным – писали текст и мы пытались сделать его своим. В результате у меня появился собирательный образ.
Мы читаем дневники героев, используя прием вербатим. Он опасен тем, что в нем ты искренен – говоришь немножко от себя. Но когда ты открываешься, твое высказывание может попасть и зацепить, вызвать не всегда позитивную эмоцию. Я не знаю, есть ли у меня такая цель — понравиться зрителю? Раньше была, как и у всех артистов, но теперь мне непонятно, хочу ли я этого. Наверное, это приятно, но на самом деле мне так хорошо, когда меня не любят, в этом случае я чувствую себя более или менее нормально, в этом есть какая-то правда. Я должен работать, двигаться куда-то, я чувствую сопротивление, и оно подталкивает меня.
– Легендарный спектакль «Рождество 42» Ивана Латышева, в котором вы были заняты, тоже говорит о том, что, подводя жизненные итоги, хочется сказать правду своим близким — о себе, мире, без прикрас.
– Нужно не бояться быть свободным, не бояться полюбить себя таким, какой ты есть. Я вот, например, смотрю на себя и задаю вопрос: давай честно, у тебя же тоже есть мещанское мироощущение. Ну, есть. Но это так неприятно. Не зря возникла эта роль, не зря.
– Александр, вы сейчас проходите определенный путь к актерской свободе?
– Как и все. Эта дорога и называется нашей актерской жизнью. Наш мастер говорил в самом начале обучения такие слова: чтобы тебя полюбили, нужно попытаться быть самим собой, но не факт, что тебя полюбят, потому что мало кому нравится тот, кто ты есть на самом деле. Довольно лукаво получается – наша профессия – казаться лучше – заключается в том, чтобы сделать все, что в наших силах, чтобы понравиться. Но со временем ты видишь, что путь к искренности, себе – важнее всего. Быть самим собой нужно не для того, чтобы тебя полюбили, а для того, чтобы понять, каким тебя создал бог. А на сцене быть самим собой довольно сложно.
Елизавета Ронгинская специально для Musecube
