Дина Гин, «Санкт-Петербургские ведомости» № 224 (7553) от 28.11.2023
Сам автор обозначил жанр этого сочинения как «шутка в одном действии». Илья Архипов превратил его в «черно-белый водевиль». Визуальный ряд — от сценографии до грима, костюмов и даже пластики актеров — стилизован под немое кино. Лица артистов выбелены, глаза и губы выделены черным. Костюмы решены исключительно в двух цветах.
На задник-экран проецируются интертитры: «Тук-тук-тук. Настойчиво стучат в дверь», «Динь-динь-динь. Звонит в колокольчик», «А-а-а-а-а! Носятся по дому, как сумасшедшие»… Там же периодически мелькают кадры кинохроники. Да и сами персонажи движутся ломко (как на старой пленке), принимают красивые позы, иллюстрируя свои переживания. Иногда — не с первого раза (дубля) попадают в свет, находят выгодный ракурс. Играют в старую-старую фильму. И одновременно — в водевиль, ибо есть и песни, и танцы. Играют в игру, проживая каждую коллизию азартно, но не без иронии.
Сюжет этой забавной пьесы напоминает шекспировское «Укрощение строптивой». Молодая «вдовушка с ямочками на щеках» (Екатерина Бездель) оплакивает мужа, затворившись от мира в своем поместье. Ее сосед-помещик (Дмитрий Ткаченко) приезжает взыскать с нее долг покойного супруга. Он — отставной военный, неотесанный и прямолинейный (тот самый «медведь»). Она — трепетная лань, внезапно проявляющая недюжинный темперамент. Молодая дама показательно скорбит. Ее оппонент столь же демонстративно злится. Дело доходит до дуэли и заканчивается поцелуем.
Неожиданно важным персонажем в тюзовской постановке оказывается слуга вдовушки (Владимир Чернышев). Из второстепенного героя он превращается в основную движущую силу действия, своего рода искусителя, подталкивающего молодую даму к новому роману, новой жизни.
В спектакле практически отсутствует реквизит — артисты работают с воображаемыми предметами (снова и снова подчеркивая игровую сущность всего происходящего). Исключение составляют дуэльные пистолеты, которые появляются ближе к финалу, в тот момент, когда в сердцах героев вспыхивает подлинное чувство. Маски спадают, последние реплики звучат трогательно и искренне. Зрители аплодируют и удивляются, почему эта короткая смешная история тронула их почти до слез.
Известно, что «Медведь» еще при жизни автора ставили многократно по всей России. Пьеса шла с неизменным успехом и приносила автору доход. «Цыган не заработает того живым медведем, что я заработал дохлым», — писал Чехов в одном из писем. Даже такой строгий критик, как Лев Толстой, ценил эту комедию больше других сочинений Антона Павловича, с удовольствием смотрел ее на сцене и читал вслух в семейном кругу.
Литературоведы выдвинули немало теорий, объясняющих тотальную популярность «Медведя». Они отыскали в нем отсылки к древним мифам, архетипам и прочим глубинным смыслам. Вряд ли зритель, смеющийся над водевилем, задумывается о таких вещах. Но архетипы — на то и архетипы, чтобы жить в подсознании. И очень может быть, что игра, предложенная Чеховым и азартно разыгранная артистами ТЮЗа под руководством Ильи Архипова, намного глубже и умнее, чем кажется на первый взгляд.
